Wheel of time

И он сказал мне: "Пойдем со мной". Так просто. Он протянул мне руку. Его рука, никогда не забуду ее прикосновения. А Иисус своим тихим мягким голосом говорил мне: "Все будет хорошо, Иуда, не бойся. Просто так надо". Я тогда не понимал,зачем он говорил мне это, я вообще ничего не понимал.Помню только его голубые печальные глаза, да огонь его золотых волос. И этот голос, завораживающий, легкий, как облака, лениво плывущие по вечно-лазурному небосклону.
"Пойдем со мной", - он протянул мне руку.
"Пойдем, не бойся". И я пошел, тогда я готов был идти за ним хоть на край света, лишь бы слышать его голос, сжимать в своих руках его нежную ладонь.
Он мне всегда казался таким хрупким, беззащитным, и я хотел его защитить от злых людей, от ядовитых языков, от косых взглядов. Я хотел видеть его счастливым, но он никогда не улыбался. Хотя я точно знал, что счастье для него-это помощь другим, я хотел счастья только для него одного.
А потом появилась она. Черная и загадочная, как южная ночь. Она пришла внезапно и осталась с Христом навсегда. Она укутала его своей лаской и заботой, как теплым одеялом, отгородя его от мира и от меня. Я так и не смог привыкнуть к ней.
На мой удивленный взгляд Иисус всегда тихо отвечал: "Иуда, она с нами", а затем обнимал меня за плечи и шептал на ухо: "Уверуй в Господа Бога нашего!". Но я не мог или не хотел его понять, не
способен был принять его слова, как должное. Я верил в него, верил в его печальные глаза, в его красивые тонкие губы.Верил в него, в живого человека, а не в кого-то, кто далеко, на небесах. Да и зачем мне было это нужно? Зачем кто-то еще, когда рядом есть он, такой беспомощный, но одновременно такой сильный.
Еще были беседы по вечерам, во время которых я всегда нервничал, мне
казалось, что мы что-то делаем неправильно. Я боялся. Боялся
потерять моего Иисуса.
И эти разговоры о смерти. Они вводили меня в панику, они угнетали меня. Иисус всегда чувствовал, что у меня происходит в душе. Он всегда помогал мне справится с кошмарами, мучившими меня по ночам. Иисус просто садился рядом и пел.
Господи, как он пел! Ни один певец не сравнится с ним. Иисус умел извлечь из своего обычно невзрачного голоса такие мелодии, что хотелось рассыпаться фонтаном брызг, хотелось обрести крылья, улететь далеко-далеко, где никто никого не убивает, где все живут в мире и согласии.
Я мог часами смотреть в его глаза, в эти бездонные колодцы мудрости и
печали. Его глаза напоминали мне две невинно-чистые звезды на утреннем небе. Казалось, я изучил их до мельчайших подробностей, и все равно, каждый раз я находил в глазах Иисуса что-то новое, доселе мне не известное.
А потом пришла боль. Тупая, безликая боль в сердце. Я не мог подолгу
ходить, мое сердце начинало колотиться так, как будто оно хотело скрыться, убежать от меня раз и навсегда. Я практически перестал есть, потом началась лихорадка, во время которой мое тело билось в агонии, как израненный зверь. Все ушли, только он был рядом. Он все это время был рядом. Помню его глаза, в которых как волны в море бились о скалы слезы. Его слезы. Ради них я готов был умереть, я готов был убить себя, только бы Иисус не плакал. На его прекрасном
высоком челе появились едва заметные морщинки. Я плакал вместе с ним, я умолял его не расстраиваться, не переживать так из-за меня, я
утешал его, что скоро поправлюсь, что выживу, хотя бы ради него,
ради того, чтобы он был счастлив.
Иисус только печально качал головой и шепотом говорил: "На все воля Божья". И внезапно я понял, что имел ввиду Иисус, когда сказал: "Не бойся. Просто так надо". Я понял. И все равно боялся.
Однажды я подошел к Иисусу и спросил: "Почему именно я?", а он улыбнулся и сказал: "Так всегда бывает, Иуда. Кто-то же должен сделать это. Должен предать меня!" Тогда я не мог, не мог этого понять. Я упал на колени, поднял глаза к небу и спросил: "Почему именно я?". И сказал Господь: "Потому что, так ПРАВИЛЬНО!".
Теперь же настал мой час. Больше не будет этих разговоров, этих рук,
этого голоса. Не будет, и я сам, только я один в этом виноват.
Я нашел Иисуса в саду. Он о чем-то молился с таким жаром, с такой
самоотверженной любовью, что я опять заплакал. Я боялся.
А потом я подошел к нему. Глаза Иисуса впились в мои, в них читалось
отчаяние, боль и страх перед неизвестностью. Иисус никогда не был таким слабым, как сейчас! Мне захотелось все бросить и просто увести его куда-нибудь подальше из сада. Господи, что я наделал? Едва слышные слова: "давай же, Иуда, не бойся и не вини себя, просто так надо, так ПРАВИЛЬНО!" И я сделал это.
Не прощу, нет, никогда не прощу себе этого! Лучше уж сразу умереть, чтобы не слышать предсмертного вздоха Иисуса, чтобы не видеть его изможденные, поникшие плечи, чтобы не чувствовать на себе чей-то укоряющий взгляд. Чтобы ничего этого не было.
И сказал Иисус: "Пойдем со мной". И протянул мне руку.